[1] (О стихах Веры Инбер)
Своим путемЕ. Усиевич
Небольшая книга стихов. Каких-нибудь двадцать-двадцать пять лирических стихотворений. Старость, смерть. Конечно любовь, разлука — „вечные проблемы“, проблемы, с которых начала когда-то Вера Инбер свой творческий путь, которые снова и снова разрабатываются в ее новых стихах. Не значит ли это, что В. Инбер осталась в стороне от переживаемой нами эпохи, что мимо нее прошла грандиозная борьба пролетариата, победившего в шестой части мира, строящего социализм, переделывающего заново всю жизнь и в том числе сознание людей? Не замкнулась ли она в свои „вечные“ — такие маленькие в своей оторванности проблемы, в мир узких, личных переживаний? Иначе, как могла она не переключить своего творчества на новую тематику, тематику строительства социализма, захватившего всю страну, тематику борьбы атакующего класса?
Но достаточно прочесть этот небольшой томик, в который вошли избранные стихи, написанные за последние несколько лет, чтобы убедиться, что новое в творчестве писателя может заключаться и не в простом изменении темы в прямом смысле этого слова, темы, как предмета размышления или эмоций, а в новом подходе к той же теме, в новом освещении ее, в новом восприятии того же самого предмета. Весь вопрос в том, как различные люди подходят к переработке своего мировоззрения, к перестройке своего творчества в соответствии со своим поворотом к революции. Мы знаем десятки примеров, когда писатель, осознав себя на стороне революции, будучи захваченным ею, бросал, уходил от занимавших его до сих пор тем и проблем, хватался за темы, непосредственно выдвигаемые революцией, шел на завод, на строительство, в перестраивающуюся деревню, отображая все это в своем творчестве. И это совершенно правильный путь для большинства писателей, ибо тематика величайшего в мире строительства, строительства в борьбе классов бесклассового общества, основная ведущая тематика нашего времени. Она сама настолько захватывает художника, что углубляет его мировоззрение, приближая его к мировоззрению пролетариата даже тогда, когда он подошел к этой тематике вооруженный только одним желанием правдиво отобразить действительность строящегося социализма. Но такой подход таит в себе и некоторые опасности, и основная из них заключается в том, что у переходящего на позиции пролетариата писателя иногда получается разрыв между его совершенно правильными взглядами на ряд проблем политической и социальной жизни и непересмотренными, вследствие внезапного перехода на другую тематику, взглядами на такие вещи, как смерть, старость, любовь и т. д. И мы действительно имеем ряд чрезвычайно близких нам писателей, в произведениях которых глубоко чуждо пролетариату именно освещение проблем личной жизни, так называемых, „вечных проблем“. Отчасти этим можно объяснить и недостаток в произведениях советских писателей живых образов новых людей, схематичность этих образов тогда, когда они повернуты к читателю лишь одной своей стороной, общественной, неправдивость, отсутствие качественного отличия в психологии нового человека от старой психологии тогда, когда писатель пытается показать нового человека и в других отношениях, кроме чисто общественных. Этим же объясняется и некоторая боязнь лирики, испытываемая отдельными очень близкими нам поэтами. Переход на совершенно другую тематику, тематику сугубо общественного порядка, для писателя, до сих пор занимавшегося проблемами чисто психологически-личными, иногда оставлял неперестроенной целую область сознания, давая то, что принято среди писателей и даже известной части критики называть „разрывом между мировоззрением и мироощущением“. Разрыв этот на самом деле является лишь нецельностью мировоззрения, точнее говоря, распространением взглядов пролетариата лишь на политические проблемы.
Ленин говорил об интеллигенции, что из нее каждый приходит к коммунизму своими путями, через свою профессию, причем иначе приходит агроном, иначе инженер и т. д. Каждого из них приводит к коммунизму то, что он в нем находит ответ на самые свои жгучие и неразрешимые в недрах капиталистического общества проблемы. Писатель должен притти к коммунизму через свое творчество. Но путь, которым он придет к революции зависит от всей его предыдущей творческой практики, от его прошлых установок, от проблем, которые его занимали раньше, от вопросов, которые для него были неразрешимы в буржуазно-капиталистическом обществе.
Нашла ли В. Инбер на путях своего приближения к революции ответы на мучившие ее всю жизнь вопросы? Ответ на это дает сравнение постановки и разрешения этих вопросов в ее стихах за последние годы с тем, как они давались и освещались в ее нескольких выпущенных до революции сборниках. Уже. одни заглавия этих сборников говорят сами за себя: „Горькая услада“, „Печальное вино“, „Бренные слова“… Тематика совершенно та же, что и в новых стихах В. Инбер — любовь, любовь, еще раз любовь, старость, страх старости, разлука, смерть. Но именно благодаря тому, что автор работает на той же самой тематике, и можно тем явственнее и тем ярче увидеть проделанный ею путь приближения к материалистическому мировоззрению пролетариата, проследить, как безответные и горькие поэтому в прежних стихах вопросы получают ответы в новых произведениях, как В. Инбер приходит к пониманию подчиненной, служебной роли этих проблем, к осмысливанию того, что, они именно не являются „вечными“, что они встают» по-новому с изменением общественных отношений, что это общественные проблемы.
Возьмем для примера, как трактуется смерть в раннем творчестве В. Инбер и в последние годы творчества:
. . . . . . . . . . .
Я чувствую себя так плохо,
Что пугаюсь громкого вздоха,
Что боюсь загробной жизни.
Страшно думать, что после смерти
Найду в раю так много света,
Столько скрипок, как на концерте,
Роз, как здесь в средине лета.
. . . . . . . . . . .
Нет, не надо. Я слишком устала,
Мне не нужно светлого стана.
Я все на земле испытала.
Хотя умерла так рано.
Приходится приводить невольно длинные цитаты, но они настолько ярки, что дают возможность почти совершенно избежать комментариев. Вот выдержка из дореволюционного стихотворения В. Инбер. А вот что она написала о смерти в 1930 г.:
...Но никогда еще это жало
Увяданий, болей и вздохов
Не было, так я бы сказала,
Нейтрализовано эпохой.
Ведь это какая эпоха! Ведь
Это натиск такого племени,
Что не только что умереть,
Пообедать и то нет времени.
Это утро страны. Столько дела кругом.
Что немыслимо скрыться в тень.
Мы, конечно, умрем,
Но это потом,
Как-нибудь в выходной день.
Смерть, которая так пугала поэта, которая казалась такой страшной, непонятной, бросающей мрачную тень на всю жизнь, — превратилась в нечто второстепенное, почти случайное, во что-то, о чем не стоит думать среди захватывающих дел, среди бурной жизни нового племени. Страх смерти, представление о смерти, как о роковом, неизбежном, бессмысленном ужасе, — почти всегда вызывается непониманием жизни, бессмысленностью жизни, ненахождением в ней ответа на свои запросы. Страх перед смертью обусловливается обычно страхом перед жизнью, испугом разорванного мелкобуржуазного сознания перед хаосом буржуазно-капиталистического общества. И этот страх смерти изчезает, когда найден смысл жизни, цель жизни, понимание направления, в котором развивается жизнь.
Революция дала поэту В. Инбер понимание смысла и цели жизни и этим привела ее к разумному материалистическому взгляду также и на смерть и на все остальное, что ее в этой жизни пугало.
Старость... Старость для женщины буржуазно-капиталистического общества — это было то, что лишало ее той единственной роли в жизни, которую она могла играть. Старость... Отречение, примирение со всем, тихое угасание, подготовка к последнему страшному концу.
Томила меня и томит теперь
Любовь к одному — грех.
Старость — это тихая дверь,
За которой любят всех.
Старость — это желтый висок
С прядкой белых волос.
Старость — это пуховый платок
С запахом слез.
. . . . . . . . . . .
И в гостиной у дочери моей Жанны,
Одетая по старинной моде,
Буду рассказывать медленно и пространно
О девятьсот семнадцатом годе.
И дальше в этом роде. Старость? — Забытая смешная старушка в гостиной (ну, конечно, в гостиной, у замужних дочерей всегда бывают гостиные). Старость? — Боязнь сырости и пуховый платок в слезах. Старость? — Печальная прогулка на закате по тихому переулку; воспоминания, тихая горечь… Вот что таков старость в представлении В. Инбер 1917 г.
Та же самая женщина твердой рукой написала в 1931 г. крепкие строки:
Но я обойдусь безо всяких амнистий,
Я почти без сердечных болей
Слежу, как распускаются листья
У молодых тополей.
Как бы сердце мое ни болело,
Я за него отвечать не буду;
Старость — личное дело
Моих кровеносных сосудов.
Не в них суть, не они важны,
Важно, что не пропала зря
Ни одна грусть, ни одна заря
В хозяйстве моей страны
. . . . . . . . . . .
Можно заставить даже грусть
Работать на социализм.
Когда понято направление, куда движется жизнь, когда получена возможность своим пером способствовать этому развитию, вместо того чтобы изливать при помощи него свою горечь и испуг по поводу неуютности и неустройства жизни, старость оказывается „личным делом кровеносных сосудов“. Она почти не замечается стремящимся к будущему человеком. В. Инбер разрабатывает все те же проблемы, проблемы старости и смерти, любви и разлуки. Но это тем не менее новая тематика. Она разрабатывает все те же проблемы, но она разрабатывает их таким образом, что они из узко-личных становятся общественными, разрабатывает их так, как нельзя разрабатывать, пройдя мимо коренной ломки жизни, произведенной строящим социализм пролетариатом. И в этом заключается ответ на поставленные в начале настоящей статьи вопросы, почему В. Инбер не переключилась на другую, более близкую эпохе тематику. На деле она переключилась. Нужно было глубоко продумать происходящие сдвиги и изменения в экономике и политике, чтобы понять проистекающие отсюда изменения в личной судьбе людей, чтобы не задать себе вечного интеллигентского вопроса: „К чему же все это, когда из меня лопух вырастет“, чтобы, написавши строки:
В бесклассовом обществе
Век человеческий будет продолжен,
Сникнет кривая болезней
И ранних смертей.
И разлука, этот голод сердца, исчезнет,
Как голод Поволжья,
Когда убивали детей
чтобы написавши эти строки, тут же прибавить:
Но при этом не нужно иллювий, не нужно утопий,
Что победа, как дождь или птица,
Прилетит и заплещет. О, нет!
Ледниковый период истории длится,
Его мы торопим
Социализмом в одной стране.
Разлуки не будет на социалистической базе,
Но для того, чтобы не разлучались
Влюбленные и друзья,
За новые формы счастья, чтобы создать их,
Должен бороться и забойщик в Донбассе,
И механик в колхозе, и писатель,
В частности — я.
Именно это глубокое осознание значения социализма не только для человечества и в будущем, но для каждого отдельного человека и сейчас, именно то, что В. Инбер нашла в социализме разрешение органических для нее проблем, сообщает ее стихам ту глубокую, мягкую лиричность, которая заражает читателя, убеждает его, заставляет верить автору, Совершенно своеобразная манера Веры Инбер, ее собственный, ей одной присущий голос, огромная, тихая простота ее стихов, простота, достигнутая преодолением очень больших трудностей и сложностей, также явились результатом обогащения содержания ее творчества, найденного на путях революции, результатом нового подхода к своим органическим для себя проблемам. И это лишнее доказательство того, что органическая, убежденная и эмоциональная перестройка не снижает, а повышает, делает звучнее и доходчивее голос писателя.
В сборнике собраны стихи за последние 10 лет. Я цитировала здесь преимущественно стихотворения последних трех лет, чтобы, сравнивая их с дореволюционным творчеством В. Инбер, показать, к чему она пришла и откуда шла. По остальным стихам можно видеть, как со ступеньки на ступеньку, с рядом ошибок, упорно выправляя их, пристально следя за развивающейся жизнью, она подымалась на ту ступень близости к революции, которую показывают ее последние стихи.
В. Инбер заняла в советской поэзии свое особое место. Ее стихи имеют свои особые функции, работая на перестройку выпавших из поля зрения большинства других поэтов областей сознания. Тем более необходимо освещение ее творчества. Между тем о творчестве В. Инбер у нас писали чрезвычайно мало, быть может вследствие некоторой общей недооценки лирики, какая у нас имела место; быть может вследствие того положения, при котором писалось только о единицах. Нам думается, что сейчас этот пробел, который, конечно, не заполняется краткой рецензией об отдельном томике стихов, должен быть заполнен.
В. Инбер. Избранные стихи, изд-во „Советская литература“, 1933 г., 124 стр., тираж 5 000 экз. Цена 3 р., переплет 1 р. ↩︎